Первый выгон скота. Настойки из самогона

Г. Замчалов

Первый выгон

Государственное издательство
1929

Гришка, Гришка! Ах ты, чтоб тебя. Спит-то, как убитый. Вставай! Гришка проснулся и долго не мог понять, где он и зачем его будят. Была еще ночь. Кругом него все было новое, чужое и совсем непохожее на то, как у них дома. Изба большая, на стене жестяная лампа, ж какой у них сроду и не было. В углу небольшая трубочка, а печи вовсе нет. Вдобавок над ним склонилась какая-то старуха и тормошит его. Да еще смеется -- страшно этак. "Уж не ведьма ли?" -- подумал он. -- Ты что глазенки-то таращишь, аль не проснулся еще. Вставай, итти надо. -- Куда итти? -- А на выгон-то -- забыл уж? Теперь ведь ты подпаском у нас. -- Ты кто, Семкина бабушка? -- Ну да, бабушка, а то кто же. -- А я думал...

Тут уж Гришка сразу все вспомнил: как его мать наняла на все лето к Семкину отцу, Егору телят пасти, и как вчера Семка пришел за ним, чтобы ночевать у них, а утром всем вместе итти на выгон. Он вскочил на ноги и стал искать одежу. Вместо его рваных сапог рядом с ним лежали новенькие лапти с белыми онучами. Насчет другого старуха сейчас же обнадежила: -- Рубаху тебе новую справим, портки -- гоголем будешь у нас ходить. Со двора вошли Егор, Семка и дед. У всех у них было по кнуту, а у Семки за спиной еще висела сумка. Гришке тоже дали кнут и сумку с хлебом. Немного обидно было, что кнут дали хоть и большой, но мочальный, У Егора кнут был ременный круглый, как уж. Но и тут Егор успокоил: -- Вот попасем немного, телята привыкнут, тогда вы одни будете пасти, с Семкой. Я тогда свой кнут отдам тебе. Старуха принесла молока. Все сели, позавтракали. Потом дед встал, надел шапку и важно так сказал: -- Ну, в час добрый!-- и пошел из избы. За ним пошли и все остальные. Когда пришли на выгон, стало уже светать. На большой выгонной площади в разных местах кучами стояли бабы с козами, свиньями, телятами и овцами. От непривычки и страха скотина выла, металась. Больше всех делали шум свиньи. Они визжали так, как будто их всех на убой привели. Поместили их почему-то посредине площади. Бабы стояли вокруг них кольцом, растопырив руки и ноги и подолами старались удержать всех в куче. Большие свиньи еще ничего. Они хоть и визжали, но стояли на месте. А вот с поросятами никакого сладу не было. Они ухитрялись проскакивать у баб между ног. Прошмыгнет, согнется ежиком и бежать! Сам бежит, а сам, как на скрипке: уи-и-и, уи-и-и, уи-и-и. Баба за ним вприпрыжку: -- Куда те нечистый? Ах ты, леший, заразы на-тебя нету... Догонит, прутом отстегает, притащит на место, а он, глядишь, опять утек. Телят поместили на краю, у кладбища. Их приперли к высокому плетню, а по другую сторону стали бабы -- так, что им некуда было бежать. Они тоже никак не могли свыкнуться с шумом, с новым местом и с тем, что их так много. Держались они как-то поврозь и будто стыдились друг дружку. Каждый раз, как приводили нового теленка, он сначала останавливался и долго рассматривал толпу незнакомых, чужих телят. Потом начинал жалобно реветь и поворачивал назад. Его пихали и били хворостиной, пока он не становился вместе с другими.

С богатых дворов пригоняли сразу штук по пяти, по десяти. Эти держались отдельными кучками, жались друг к другу, лизались. Пастухов бабы встретили радостными криками, жалобами: -- Возьмите вы их от нас, христа ради. Все руки отмотали, окаянные. Среди баб Гришка увидал свою мать. Она подошла к нему и спросила: -- Сыночек, поди озяб-то ты как? Было свежо. У Гришки посинели руки. Коротыш на плече распоролся, и под него залезал холод. -- Нет, мама, я даже разденусь. А то жарко очень. -- Что ты, что ты,-- перепугалась мать.-- Какая тут жара. Разве можно? Долго ли простудиться. Она еще плотнее запахнула полы коротыша. Потом оглянулась, вынула какой-то сверточек и украдкой сунула ему в карман. Егор заметил это и тоже подошел. -- Тетка Марья, зачем это ты? Что у нас своего, что ли, не хватит? Небось, голодный не будет. -- Это я так, пирожок ему. Пускай посластится. -- Да ты никак плачешь? -- Ну, что это я буду плакать. Так, козявка в глаз попала, Гришка дождался, когда Егор ушел, и со злостью сказал: -- Уйди ты, мамка, отсюда. Тут дела: надо за телятами глядеть, а ты начнешь опять. Мать поправила у него сзади сумку, еще раз одернула полы коротыша и отошла, а он побегал на другой конец стада. Со всех концов прибывали все новые и новые телята. Иные шли сами -- спокойно, понурив голову. Другие ревели и упирались. Их тащили силком или подталкивали сзади коленкой. Теперь, когда стало совсем светло, вместе с бабами телят пригоняли девчата и мальчишки. Среди них Гришка уже заметил двух -- трех своих товарищей. Он старался не глядеть на них и важно расхаживал взад-вперед с длинным кнутом через плечо. Один теленок вырвался у бабы, отбежал немного и стал, не зная -- что же ему делать дальше? Егор велел поймать его. Но когда Гришка стал подходить к нему, он вдруг взыграл: покрутил головой, вскинул вверх задние ноги, а потом изогнулся боком и -- легонько этак, как на пружине, скок в сторону. Гришка пустился бегом, теленок тоже прибавил ходу. На перерез ему откуда-то выскочил Серега, самый лучший Гришкин товарищ. Но Гришка закричал на него: -- Не трогай, я сам. Однако самому ему пришлось помучиться. Теленок оказался до того шустрым на ноги, что к нему никак нельзя было подойти. Только уж у самой церкви удалось загнать его в угол и поймать. Гришка обмотал вокруг его шеи кнут и поволок обратно на площадь. Там уже остались только козы да телята. Телят набралось большущее стадо, они растянулись вдоль всего кладбища. Егор подошел немного -- не приведут ли еще, потом громко, на всю площадь крикнул: -- Тро-о-гай! И стадо двинулось узким проходом между гумен в поле. Бабы пошли проводить его до околицы, чтобы помочь пастухам выгнать из села. Гришка видел, что мать его тоже пошла. Он делал вид, что не замечает ее, а сам думал: "И чего надо человеку, неизвестно. Делать, что ли нечего? Только мешает."

Проход был отгорожен от гумен стареньким плетнем. Гришку с Семкой послали в самые, говорят, боевые места: по бокам, смотреть, чтобы телята не убежали на гумна. Им сначала смешно показалось: чего же там трудного! Подойдут к дыре, ну, взял да и отогнал. На то и кнуты даны длинные. На деле вышло совсем не так. Телята, как только находили в плетне дыру, бросались в нее кучей, застревали, давили друг друга. Которые протискивались, те норовили через гумно удрать дальше. Надо было бежать наперерез, заворачивать. А там, не успеешь завернуть этих, на другом конце, глядишь, нашлась новая дыра. Гришка носился по гумнам, перескакивал через плетни, кричал, размахивал кнутом. Рубаха у него замокла. Сумка с хлебом неловко болталась и била по спине. Сильно захотелось пить, но баклажка с водой была у Егора, а он шел далеко сзади. Некогда было добежать к нему. Семка на своем боку не доглядел и упустил сразу штук десять. К нему на помощь побежали бабы. Вместе с ними он насилу завернул и пригнал телят обратно. Егор увидал это и закричал на него: -- Я вот те рот-то разину, сопляк; не выспался? "Хоть бы у меня не убежали" -- подумал Гришка и еще усерднее стал носиться из конца в конец. Проход кончился. Осталось позади последнее гумно с кривой ригой и кучей гнилого черного сена. Телята вышли на свежую траву и остановились. Большие принялись щипать ее, а малыши, глядя на них, тоже затихли. Гришка взял у Егора баклажку и долго не мог от нее оторваться -- так у него пересохло горло. Бабы стали расходиться. Гришка, чтобы не прощаться с матерью, убежал в самый далекий конец стада и спрятался за телят. Оттуда ему видно было, как мать искала его глазами, оглядывалась и ждала. Потом она повернулась и тихонько пошла домой. Из-за черной полосы леса взошло большое солнце, и стало от него светло и весело. Потные полоски на щеках у Гришки высохли. Он смотрел на телят и удивлялся. Только что они были, как бешеные собаки -- упрямые и беспонятные. А теперь едят себе траву и смирненько похаживают почти на одном месте. Недалеко от Гришки стоял и облизывался розовым, еще молочным языком маленький бычок --красный, на лбу лысина. Шерсть у него была мягкая, пушистая. От языка на ней остались лощеные взлизы. Гришка взгляделся и узнал в нем теленка, которого ловил на площади. Сейчас он тоже был непохож на себя: такой маленький, беспомощный. Даже не верилось, что он мог так сильно бегать. Гришке захотелось сделать ему что нибудь хорошее. Он вынул из сумки кусок ржаного хлеба и поманил его. Бычок обернулся, посмотрел, даже потянулся вперед мордой, но подойти не решился. Гришка еще ласковее принялся уговаривать его и попробовал сам подойти. Бычок попятился назад. -- Огрею вот кнутом, так будешь знать,-- осерчал Гришка.-- Тебе добра хотят, а ты нос воротишь. Но тут ему пришло в голову начать поновому. Он сложил руки трубой, приставил ко рту, надулся изо всех сил и рявкнул по коровьему: ммо-а-а! Теленок насторожился, поднял уши, потом стал часто-часто облизываться и чего-то искать глазами -- должно быть, мать. И не заметил, как Гришка подошел к нему и начал осторожно поглаживать по спине. Он даже сам прижался к Гришкиному животу и закрыл глаза. Немного погодя, он тихонько, как будто во сне, промычал: "м-му-у" и поддал Гришке головой под живот. Гришку разбирал смех, но он боялся засмеяться громко, чтобы не отпугнуть теленка. Он ласково гладил, его и совсем забыл, что на свете существуют еще другие телята, целое стадо, и что за ними надо смотреть. Где-то далеко он слышал какие то крики, потом тяжелые, быстрые шаги. Вот как будто его позвали. А, может, это так, показалось. Вдруг почти рядом с ним Егор закричал: -- Гришка, Гришка! Ах ты, шут те возьми, заснул, что ли? Телята бегут, гнать надо, а ты спишь. -- Я не сплю. Тут вот бычок один... -- Да что бычок! Беги вон скорей, заворачивай. Гришка побежал, прилаживая на ходу сумку, а бычка Егор сильно ударил кнутом. Он жалобно заревел и побежал к стаду.

Телят, чтобы они не чуяли дома, угнали далеко в поле. Здесь они сперва было принялись есть траву, но потом бросили и опять забегали, заметались, как бешеные. По одному, по два и целыми кучами отделялись они от стада и бежали, непонятно куда и зачем. Гришка с Семкой опять что было мочи бегали, кричали, заворачивали. Им доставалось больше всех. Старшие хоть и бегали тоже, но не так. Они все время держались около стада. А куда подальше -- посылали маленьких. Незаметно для себя, без всякой науки, Гришка начал, как старый заправский пастух, "разговаривать" со скотиной. -- Куда, куда? Ишь тебе нейдется добром-то,-- говорил он, если, теленок сворачивал в сторону. Если же телята успевали отбежать далеко, он гнался за ними и на бегу кричал не своим голосом: -- Куда вас дьявол?! Сто-ой, проклятые, сдохнуть бы вам на месте. День показался ему длинным длинным -- годом целым. С утра, пока еще не устал, он мог иногда смеяться: -- Как куча гороха,-- сказал он раз Семке.-- На одном боку подберешь, с другого сыплется. Но уж к обеду он так устал, что совсем не мог думать. Головы у него будто не было. Ноги сами собой носились по полю и заворачивали. Вначале ему хотелось есть, и он часто поглядывал на солнце -- скоро ли обед. Потом и это прошло. Когда его позвали обедать он сказал, что не хочет. Егор подошел к нему, спросил: -- Что, запарился? -- Нет, ничего. Только в ногах больно шумит, а так ничего. -- Какой там ничего. Я вот поменьше тебя бегал, да и то чуть язык не высунул. Ну это они спервачка так балуют, а потом перестанут. Тогда легче будет. Вечером, когда уже гнали домой, Гришка еле-еле передвигал ноги. Голос у него охрип, лицо было покрыто пылью, на щеках затвердели черные полосы пыли и пота. Он шел за стадом и думал, что хорошо бы вон там, в сторонке, лечь на траву и заснуть. Наконец, телят пригнали в село. Прошли с ними с одного конца до другого, пока их не разобрали бабы -- и вернулись домой. Гришка увидел во дворе телегу с соломой, залез на нее и прямо в одежде повалился спать. Только сумку снял. Он забыл даже, что в кармане у него, с утра еще, лежит материн пирог. Пирог был хороший, вкусный, с капустой и яйцами. Теперь он раздавился и вымазал карман, но Гришка не почуял этого. Старуха хватилась его, нашла в телеге и стала будить, звать ужинать. Он открыл глаза, хотел вспомнить, где он видел эту старуху, и уснул окончательно. Под утро ему приснился сон. Его поставили смотреть за тестом, чтобы не ушло из квашни. Квашня здоровенная и теста в ней, как на маланьину свадьбу -- на сто человек. Стоит он и видит, что тесто поднялось до краев, сейчас вываливаться начнет. Надо сказать кому-то, а дверь заперта. Кинулся в окно -- ни одного окна нет. Изба большая, а без окон. Что ты будешь делать? А упустить никак нельзя. Попробовал задержать руками -- куда там! В одном месте придавит -- в другом прет еще того пуще. Мучился, мучился он так, наконец, придумал: залез на квашню и прямо пузом лег на тесто. А тому только и надо было. Только Гришка лег на него, оно сорвалось и понесло его вверх, все выше, выше под самые облака. Посмотрел он вниз, а под ним уж ничего не видно. Тесто аж пыхтит, а само несется вверх. И вдруг ка-а-к швырнет его с себя... У него и дух вылетел... Очухался -- ничего, живой. Лежит на соломе, а над ним настоящие звезды...

ВЫГОН СКОТА
первый весенний выгон скота у русских крестьян считался трудовым праздником. Производился он повсеместно на Егорьев день - 23 апреля: св. Георгия считали покровителем скота. После молебна и освящения стада перед храмом скот гнали в поле ветками, сохраненными от Вербного воскресенья. Молебен мог совершаться у часовни, куда сгоняли скот, или просто в поле. В Рязанской губ. (Зарайский у.), напр., по свидетельству очевидца, первый выгон происходил таким образом: «23 апреля, в день св. Георгия, когда лист на березе должен быть в полушку, в первый раз выгоняется скот в поле. Во многих местах принято за правило в этот день призывать священника, чтобы отслужить молебен с водосвятием. С восхождением солнца сгоняется все стадо к часовне на выгон. Всякая хозяйка сгоняет свою корову вербой, которую нарочно для этого сберегает у образов с заутрени Вербного воскресенья. У часовни служится молебен, и когда воду освятят, то прогоняют все стадо мимо священника, и батюшка, стоя у околицы, окропляет проходящий мимо него скот святою водою». Пастухов «потчевали пирогами, кашею и яйцами».
Обряд первого выгона скота мог совершаться отдельными хозяевами у себя на дворе: хозяин брал в руки образ, а хозяйка - горшочек с горячими углями и ладаном и три раза обходили свою скотину (сведения из Новоторжского у. Тверской губ.). Празднование в той или иной форме Егорьева дня было распространено по всей территории расселения русских.
В некоторых местах день «Егорья храбраго» считался конским праздником. В Даньковском у. Рязанской губ., например, в этот день «делали коня». Четыре парня клали себе на плечи две крепкие жерди. Один из парней держал на вилах конский череп или конскую голову, убранную бубенчиками и кусочками цветных тряпок. Сзади концы жердей связывались веревкой. К веревке прикрепляли хвост, сделанный из вымоченной в воде конопли. Жерди обматывали сеном и грубой тканью из конопли. На жерди забирался верхом мальчик, чаще всего пастушонок. Он должен был уметь хорошо играть на жалейке.
«Конь» в сопровождении зрителей обходил всю деревню под звуки жалейки. Затем компания направлялась в соседнюю деревню. Там, завидев издали шествие, снаряжали как можно скорее своего «коня». На выгоне перед деревней происходил «бой» двух «коней». Парни, подражая лошадиному ржанью, бросались друг на друга, пока один из «коней» не разваливался. Иногда после этого водили «круги» («курагоды»), причем один из парней изображал коня.
В местах развитого овцеводства при завершении выпаса отмечался «овечий праздник» - овчар. Его приурочивали ко дню Анастасии (29 октября), слывшей покровительницей овец. Праздник начинался на заре. Главными исполнителями и героями дня были пастухи. Они играли на рожках, пели песни, поздравляли хозяев овечьих стад с благополучным окончанием выпаса. В этот день производились последние расчеты с пастухами. Пение и пляски продолжались до вечера, затем за праздничным угощением велись разговоры на тему дня: о ценах на шерсть и задатках скупщиков. К посл. четверти XVIII в. «овечий праздник» в развернутом варианте в Рязанской, Владимирской и др. губ. встречался уже чаще в рассказах, чем в реальности, но местами сохранился и позднее. Бытовали в XIX в. народные прозвища святых этого дня: Авраамий овчар, Анастасия овечница. Пастухи овец (овчары) обращались к ним с молитвами.
М.М. Громыко

Источник: Энциклопедия "Русская цивилизация"

Смотреть что такое "ВЫГОН СКОТА" в других словарях:

ВЫГОН, выгона, муж. (с. х.). 1. только ед. Действие по гл. выгонять в 1 знач. Выгон скота в поле. 2. Пастбище, участок земли, где пасется скот. Общественный выгон. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова

Выгон многозначный термин: Выгон земельный участок c кормовыми травами, используемый как пастбище для скота. Населённые пункты Россия Выгон деревня в Должанском районе Орловской области. Выгон деревня в Залегощенском районе Орловской области.… … Википедия

Участок с подножным кормом для пастьбы скота … Большой Энциклопедический словарь

У этого термина существуют и другие значения, см. Выгон (значения). Выгон земельный участок, покрытый растущими на нем различными кормовыми травами, используемый как пастбище для скота. Как правило, земля там имеет невысокую урожайность.… … Википедия

Пастовник (Полт. губ.) земельный участок, покрытый растущими на нем разного рода кормовыми травами, большею частью злаковыми, предназначенный для подножного корма домашних животных, а иногда преимущественно только для прогулки молодого скота.… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

А; м. Место, где пасётся скот; пастбище. Стадо на выгоне. * * * выгон участок с подножным кормом для пастьбы скота. * * * ВЫГОН ВЫГОН, участок с подножным кормом для пастьбы скота … Энциклопедический словарь

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

При общинном строе землевладения и землепользования общинники имели право пасти свой скот: 1) на всех землях, принадлежавших общине и не отведенных отдельным лицам во временное пользование; 2) на участках, отведенных отдельным членам общины,… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Место для пастбищного содержания скота; в узком смысле место для прогулки скота. Выгонное содержание скота кормление скота преим. на пастбище, с некоторым лишь подкормом в стойлах. См. Пастбище, Пастбищное содержание и Моцион … Сельскохозяйственный словарь-справочник

Жизнь русских людей в далеком прошлом состояла из череды будней и праздников. Будни - это время, наполненное тяжелым крестьянским трудом и заботами, «уныло однообразная

с бесхитростными радостями и скорбями». Будням противопоставлялись праздники, самые древние из которых были связанны с земледельческим календарем. К таким праздникам относился Егорьев день.

Егорьев день (Егорий, Егорий храбрый, Юрий зеленый, Юрьев день) - народное название двух церковных православных праздников, дней памяти святого великомученика Георгия Победоносца. В русской народной традиции Георгий Победоносец считался одним из главных святых.

В народе говорили: "На Руси два Егория: один холодный, другой голодный". Первый - Егорий Вешний ("Летний", "Теплый", "Голодный") - отмечали 23 апреля/6 мая. Второй - Егорий Осенний, Егорий Зимний, Егорий Холодный праздновался 26 ноября/9 декабря

В представлениях простого народа святой Егорий был олицетворением созидающих сил природы, символом весеннего очищения и обновления природы. Русские крестьяне говорили, что вместе с Егорием на землю приходит весна: «Егорий на порог весну приволок», «Не бывать весне на Святой Руси без Егория». Считалось, что он «открывал» землю, давал плодородие полям, защищал скот.

С Егория начинается сев яровых. «На Егория мороз – будет просо и овес», «На Егория дождь – будет скоту легкий год, а гречи нерод (неурожай)», – говорили земледельцы. С Георгия начинают сеять корнеплоды – свеклу, морковь.

Святой Егорий считался покровителем диких зверей и хранителем домашнего скота. В распространенных легендах святой Георгий охраняет домашний скот, помогает пастухам или наказывает их за провинности и нерадивость. Поэтому для Егорьева дня особенно характерны обрядовые действия, направленные на защиту домашних животных.

Весенний Егорий был днем первого выгона скота в поле. После почти двухсот дней стойлового содержания торжественный первый выгон скота в поле приобретал торжественную и ритуальную окраску.

В народном сознании прочно укрепилось, что первый раз выгонять скотину в поле надо обязательно на Егория. Крестьянское поверье гласило, что в этот день святой Георгий сам пасет скот.

Обряд первого выгона совершался для сохранности скота, получения хорошего приплода и состоял из нескольких этапов:

· обход скота хозяевами во дворе,

· ритуальное кормление скота,

· выгон скотины в стадо,

· обход стада пастухом,

· одаривание пастуха и трапеза пастухов и хозяев на выгоне.

Накануне Егорьева дня крестьяне не работали, «чтобы волк овец не поел». Выгон скота совершался торжественно с соблюдением многочисленных правил.

Обряд начинался обходом на дворе – он совершался молча или с произнесением каких-либо заговоров или слов с просьбой Святому Егорию сохранить скотину.

Повсеместно существовал обычай ритуального кормления скота перед выгоном особым хлебом, испеченным в Чистый четверг. Хлеб обеспечивал приплод, силу и здоровье. Хлеб, скармливавшийся скоту, имел разную форму и название.

Обычаи западных уездов Московской губернии, конечно, имели региональную окраску, но не сильно отличались по сути.

Так, в Волоколамском уезде , хозяин каждой избы выворачивал шубу, надевал ее поверх шерстью, брал образ святого Георгия и блюдо с мукою, в него клали яйцо и ставили восковую свечу. С этим он обходил свою скотину, выгнанную из хлевов во двор в кучу. После этого образ и блюдо ставилось над воротами на неделю.

Скотину со двора выгонял сначала сборщик – за ним и все крестьяне. Когда стадо собиралось, сборщик обходил его с мирскою иконой – икону потом передавал пастуху. Скотину в поле гнали вербою. Пригнавши, вербу втыкали каждый на своей полосе. Стадо в поле бывало недолго, ибо кормы еще худы. Пастуха дарили лепешками и яйцами

В Рузском уезде в 1851 году так проходил первый выгон скота.

В Егорьев день после обедни священника приглашали на выгон, там совершалось водоосвящение. Поутру пастух, играя на рожке, проходил по деревне, и вдовы, которые пользовались уважением и слыли благочестивыми, выгоняли скотину вербою. По окончании молебна пастух брал образ и обходил три раза все стадо. Наконец скот гнался в поле; его сопровождали крестьяне обоих полов. Пришедши в поле, каждая крестьянка ставила вербу в рожь на своей полосе и молилась Богу. С поля возвращались в деревню, наделивши пастуха хлебом, яйцами, лепешками с творогом.

Первый выгон скота. Руза. 1904. Из фондов Рузского краеведческого музея

А вот как проходил Егорьев день в Рузе в середине прошлого ХХ века.

Перед первым выгоном. Смоленская область, 1980-е

В 60-х годах прошлого века в Рузском районе редкая семья не имела скотину, поэтому обычаи Егорьева дня еще хранятся в памяти старожилов. Ритуальный хлеб тогда не пекли, но обязательно припасали отдельную буханку для выгона, нарезали на ломти и присаливали. На землю перед воротами клали коромысло или кочергу, чтобы корова переступила через нее.

Хозяин ведет корову в стадо, в его руке ветка вербы. Смоленская область 1980-е

На веревке хозяйка вела до стада, с веткой вербы. Отпустив в стадо, крестила троекратно и сама направлялась к собранию на краю поля.

Считалось, что на Егорьев день надо обязательно выгонять на пастбище скот, даже если холодно и местами лежит снег, иначе корову невозможно будет «приговорить к стаду». Даже если, в зависимости от погодных условий, скот выгоняли до или после праздника, ритуал соблюдался.

В первый день выгона скота пастухи играли особую роль. Выгнав стадо за деревню, пастух обходил его трижды, как бы накладывал оберег скота от нападения зверей. Пастухов в этот день надо было обязательно отблагодарить, почествовать.

Хозяйки, празднично одетые, с узелками с провизией в руках, отправлялись вместе со стадом в поле на выгон. Пастуха одаривали яйцами, пирогами, мясом, сладостями, выпивкой и деньгами. Пастух часто выставлял на выгоне две корзины, куда полагалось складывать приношения. Снедью и выпивкой, принесенными с собой, женщины также угощали друг друга после обхода. С одной стороны, хозяева хотели подарками расположить пастуха к себе и к своей скотине, а с другой - дары должны были иметь магическое значение - сохранить скотину, получить приплод от нее.

Таким образом, обычаи и обряды Егорьева дня были очень значимы для крестьян. И яркий пример тому – первый после зимы выгон скота, который превращался в народный праздник с охранными, оберегающими ритуальными действиями.

ЛИТЕРАТУРА

Волков Н. Н. Описание Рузского уезда Московской губернии / /Московские Губернские Ведомости. 1851,

Егорий Вешний /Коринфский А.А. Народная Русь.- Смоленск: Русич, 1995. Сс.233-242.

Егорьев день/ Русский праздник. Праздники и обряды народного земледельческого календаря.- СПб.: Искусство СПБ, 2001.СС.151-160

Егорьев день , глава в кн. Шмелев И. Лето Господне

Праздники в Рузском уезде в 1851 году //Фольклорные сокровища московской земли. Т.1. Обряды и обрядовый фольклор/ сост. Вступит.ст., комм., указатель и словари Т.М. Ананичевой, Е.А. Самоделовой.- М.:Наследие, 1997.-424с.

Еще по теме ПРАЗДНИКИ И ОБЫЧАИ РУЗСКОГО КРАЯ

БАЛЛАДА О МАЛОЙ РОДИНЕ Первый выгон

Русские поэты, писатели, музыканты посвящали деревне свои произведения. Не могла деревня, тех, кто, хоть несколько дней прожил рядом с ней привычной для неё жизнью, оставить равнодушным, а если с деревней связано твоё детство, твоя юность, то это чувство оставалось внутри тебя на всю жизнь и гибель деревни, Малой Родины, тобой воспринимается как личная трагедия. И я, хоть и не принадлежу к этой когорте нравственных авторитетов России, решил свою первую пробу пера посвятить деревне. Всему тому, что есть в нас хорошего, заложенного там, вдали, мы, последние из могикан, обязаны нашим деревням.
Трудно тогда в наше время было представить деревню без пастуха, деревенским пастухам отводилась особая роль. Как правило, занимались этим из года в год одни и те же люди, пасли они как колхозный, так и личный скот. У нас в деревне пастухи жили в соседнем доме, у них жили два племянника, мои ровесники, у которых не было ни отца, ни матери, с ними-то частенько я проводил свои летние дни, в соседних с деревней, полях и лесах. Всё лето бегали мы босиком, ноги наши становились нечувствительными ни к стерне, ни к росе. Только боялись мы змей, которыми были полны наши леса.
Весной, первый выгон был праздником, как для жителей деревни, так и для скота, особенно для тех, для кого он был первым. Многие до этого праздничного дня не доживали, особенно это касалось однолеток, коротка у многих из них была молодая жизнь. К оставшимся в живых мы привыкли ещё зимой, когда они мокрые и дрожащие появлялись на свет. Первое молоко, которое мы ждали с нетерпением, доставалось им. Были они такие маленькие, ласковые и нежные, чего даже нет у человеческих дитёнышей. Первое время жили они прямо в доме, с раннего утра раздавалось по комнате их жалобное блеянье. И мы, как только просыпались, были рядом с ними, кто ухаживал друг за другом, толи мы за ними, толи они за нами.
Поэтому в первый день выгона и мы, дети, были всегда рядом с ними, они больше тёрлись около нас, приходилось нам их прогонять к своим сородичам.
Так же рано, как и мы, приобщались они к взрослой жизни. Первое время они больше были рядом с нами, чем с матерью. Отца своего они не знали, мы тоже многие росли без отцов, погибли они нас защищая, у многих из нас не было и матерей.
Телята, козлята знакомились друг с другом, бодались неокрепшими рожками, носились по лужайкам, взбрыкивая задними ногами, а, наевшись, свежей зеленой травы, от непривычки и неумения, зеленью покрывали себе зады. Хозяева наблюдали эту картину и с любовью к своим питомцам и с горечью, тешились козлятки, не представляя своей судьбы, можно только было поучиться такому оптимизму у этой молодой поросли.
Особенно были серьезны взрослые быки, которые с пренебрежением глядели на молодежь, и искали для себя более серьёзные развлечения, оберегая подопечных коров, сердито, бья копытами землю и угрожая рогами, если придется встретиться с соперником из соседнего стада. Некоторые, особо опасны были и для человека, поднимали на рога иногда и неопытного пастуха.
Так в сопровождении хозяев проходил первый день, который заканчивался значительно раньше обычного. Скотинка возвращалась в свои привычные дворы, к которым они успели уже привыкнуть. Первый день снился им всю ночь, коротка она была у животных, как и сельский житель, отсыпались они только зимой, это те, кто пережил роковую осень.
Каждый их рабочий летний день будет заканчиваться, когда уже зайдёт солнце, мы будем встречать табун, который подымая пыль на всю улицу, будет таять с каждым домом, оставшимся позади, а в конце деревни и вовсе пропадёт в тумане (Последний дом) , опустившемся к этому времени на землю. Так будут возвращаться домой наши питомцы и кормильцы, затем звон, издаваемый струёй парного молока о дойницу, заполнит всю улицу, а мы получим свою кружку долгожданного парного молока.
В деревне был обычай кроме оплаты кормить пастухов, для чего устанавливалась очередь, хозяйки по этому случаю устраивали просто праздник, на стол выставлялось всё самое лучшее, чтоб не ударить в грязь перед соседями. Бывало, пастух оставался и заночевать.
Рабочий день пастуха тяжел и труден, длиною от восхода до захода солнца, и сопряжен с ответственностью за порученный им скот, являвшийся для жителей основным подспорьем для семьи. Пастух был единственным защитником их кормильцев от волков, которых после войны было особенно много. В то время, как правило, молоко не продавали, шло оно для удовлетворения потребностей семьи.
Деревенский пастух был и поэтом и художником, встречая ранние летние утренние зори с теплым, как парное молоко, туманом. Он был и дирижером и дрессировщиком своих подопечных, приучая их быть в стаде, заботясь о том, чтоб они были сыты, выбирал для них овраги с зеленой сочной травой, заботясь о том, чтоб пополнялись запасы зелени.
На одном месте пастух табун долго не пас, давая, траве подрасти, таким образом и поддерживался в неизменном виде окружающий деревни пейзаж, табун выедал всю молодую, ненужную поросль молодняка и кустарника.
От солнечных лучей, ненастья и осенних ветров, был пастух лицом темен, кожа была приучена к укусам комаров и слепней, которые были бичом не только для него но и для его подопечных, особенно от них страдала молодёжь.
Надеждой и опорой для пастуха был длинный кожаный просмолённый кнут, висевший у него на плече. Рядом с кнутом находился всегда пастуший рожок, предмет гордости каждого пастуха, его каждый для себя делал сам, вкладывая в это дело всё своё умение, у каждого рожка был свой настрой, по которому подопечные узнавали его среди других звуков.
С кнутом пастух обращался с особой виртуозностью, издавая с его помощью, как из пистолета, мощные резкие хлопки, подобно выстрелам, вгоняя в трепет непослушных, осмелившихся отбиться от стада, получавших за это педагогическое воздействие по мягкому месту.
Для деревни тогда привычен был пейзаж с пасущимися по окраинам лесов стадами и неизменными их спутниками, пастухами, вселяющими в душу покой и равновесие, которое так и веяло от пастухов. Полюбили пастуха за лето и его подопечные, позабыв про жёсткий просмолённый кнут, да и пастух больше для острастки пускал его в дело.
Так в обоюдной любви и согласии проходило лето. Дни становились короче, ночи длиннее и холоднее. Не стало на лугах свежей и нежной зелени, иногда приходилось жевать и старую посохшую траву. Так скот незаметно привыкал к сену, как и мы к концентратам.
И все мы вместе ждём опять сначала весну с ручьями и подснежниками, крапивой, диким луком и щавелём, затем лето с его солнцем, комарами, ягодами, грибами и сенокосом, с летними тёплыми дождями, которые, как назло, шли, когда надо было сушить сено. Но всё равно, к сроку сеновалы заполнялись свежим ароматным сеном, напоминавшим нам зимой о тёплом лете, и дожди как-то уже не вспоминались.

Жизнь русских людей в далеком прошлом состояла из череды будней и праздников. Будни - это время, наполненное тяжелым крестьянским трудом и заботами, «уныло однообразная с бесхитростными радостями и скорбями». Будням противопоставлялись праздники, самые древние из которых были связанны с земледельческим календарем. К таким праздникам относился Егорьев день.

· обход скота хозяевами во дворе,

· ритуальное кормление скота,

· выгон скотины в стадо,

· обход стада пастухом,